Название: Высокое до
Фендом: Стальной алхимик
Автор: Санаэ Хинори
Бета: walker.hitomi
Гамма: моя мама
Персонажи: Эд, Ал, упоминаются Изуми Кёртис и Хавок.
Направленность: джен
Рейтинг: G
Жанр: Ангст, пародия
Дисклеймер: Ну, персонажей придумала Аракава-сан, а я только от скуки балуюсь.
Размещение: ТОЛЬКО С ЭТОЙ ШАПКОЙ! А в остальном мне не жалко, но уведомить желательно.
Предупреждения: По условиям конкурса АУ. Из-за этого возможно OOC. Но вообще я так вижу этих персонажей. Ведь смел не тот кто не боится (это называется не «смелый», а «идиот»), а тот кто может заглянуть своему страху в глаза и выдержать его взгляд.
Примечания:
читать дальше1. Термин «Высокое до» не существует в реальном мире. Он взят из фильма «Адам женится на Еве», снятого по мотивам одной из пьес Р. Штраля. Собственно дать ему определение в полном объёме словами почти невозможно, но если попытаться, это, наверное, должно звучать так: «момент, когда появляются крылья за спиной. Обычно этому привержены люди творческих профессии при сугубо индивидуальных обстоятельствах». Может быть, вам знакомо это чувство.
2. Автор 11 лет учился в музыкальной школе, так что текст наполнен специфическими терминами и немного странными речевыми оборотами, совершенно обычными для музыкантов. Вроде: фальшь, бой, лажа, аккорды, спотыкаться и т.д. За значением к дядюшке Ожегову, но в данном тексте их смысл не так важен. Примерное значение можно понять и так, а текст ничуть не обеднеет. Просто автор слишком дотошный на эту тему.
3. Песня «На старт! Внимание! Марш!» реально существует. В оригинале называется «READY STEADY GO». Исполняется японской группой L'Arc~En~Ciel. Является 2-ой открывающей композицией аниме «Стальной Алхимик TV-1». По ярому убеждению большей части фанатов просто обязана быть самой любимой песней Эдварда, так как является самой «тяжёлой» из всех саундреков.
Посвящение: На вряд ли она это прочитает, но я посвятила эту работу Мису-тян моей знакомой саксофонистке и её парню-виолончелисту, которые, отчасти, вдохновили меня на эту работу.
По тёмным улицам города брёл усталый парень. Обычный восемнадцатилетний подросток: длинные волосы цвета подсолнечного мёда, собранные в хвост, пушистая, давно не стриженая чёлка, золотые глаза, вздёрнутый нос, драные джинсы, мятая, грязная рубашка, видавшие виды кроссовки. Самый обычный парень. Разве что низковат для своего возраста. За спиной он нёс электрогитару в чехле, которую забыл отец, когда уезжал навсегда.
Уже занимался рассвет. Парень наконец-то добрался до дома и открыл дверь съёмной квартиры. Всё, как всегда: ноты разбросаны по полу, горит свет, мирно посапывает младший брат, свернулся калачиком на потрепанном диване, обнимая обожаемый саксофон.
- Даже переодеться забыл, - усмехнулся парень. - Ну что мне с тобой делать, Ал?
Парень спустил с плеча гитару, устроил на законное место в углу, собрал ноты в папку и пошёл на кухню.
Запах готовящейся яичницы разбудил Ала. Взъерошенный, сонный, в полурасстёгнутой рубашке, с саксофоном в руках он приплёлся в кухню:
- Ты уже готовишь завтрак?
- Кому завтрак, кому ужин, - проворчал брат.
- Ты только пришёл с работы? Сейчас ведь, - парень посмотрел на часы, - уже шесть?!
Ал пулей вылетел из кухни. Послышались быстрые щелчки застёжек, глухие удары, затем шум воды из ванной. Через двадцать минут А¬¬¬¬л уже сидел в чистой отглаженной рубашке за столом и рвался помочь старшему брату хоть чем-нибудь.
- Эд, ты столько работаешь, дай мне хоть домашнюю работу выполнить!
- Ал, я понимаю, что ты беспокоишься за меня, что я мало сплю, плохо ем и всё такое, но не стоит. Я позабочусь о себе. Не маленький уже.
- Но…
- Успокойся. Мне нравится эта работа. К тому же за неё неплохо платят. По крайней мере, для моего возраста. Ты не беспокойся. Главное учись получше, чтобы мне на собраниях из-за тебя не краснеть.
Этот разговор происходил каждый раз, когда Эд приходил домой под утро. Алу было просто стыдно, что он нахлебничает, и он пытался помочь хоть чем-то. Ведь все дотации государства, а так же львиная доля зарплаты брата со всех работ шла на обучение Ала. Правда, по большей части, он просто забывал о домашней работе, всецело погружаясь в музыку, и в очередной раз засыпал на старом диване в гостиной в обнимку с саксофоном часа в три ночи. Благо стены были обиты войлоком ещё предыдущими квартиросъёмщиками – соседи почти не слышали музыки. Эда такое положение дел вполне устраивало, но для приличия он постоянно ругал брата за рассеянность и на всякий случай за плохие оценки. Правда, ниже пятерок Ал никогда не получал. Ему было слишком стыдно зарабатывать что-то меньшее.
Ал прислонился к обитой подранным войлоком стене:
- Я слышал, что «Алхимики» ищут соло-гитару.
- Правда? А это кто?
- Ну, помнишь, «На старт! Внимание! Марш!», их песня. Хитом была. Даже в Америке все напевали.
- А-а-а… Эта дрянь, - Эд скривился, как от молока.
- Нормальная песня! – вспылил Ал
- Ага, была. До пятого заказа подряд, - устало вздохнул Эд. - Она у меня уже в печёнке сидит и буянит, не переставая.
- Ну это уже твои проблемы, - обиделся Ал.
- Так чего там у них? Передай соль.
- Хавок сбежал с какой-то девушкой. Держи. И они ищут ему замену. Может, попробуешь?
- Не знаю. Они, конечно, хороши. Ну скажем так: я не дотяну. Да и если придётся ехать на гастроли...
- Я сам справлюсь. Ты хоть попробуй. Ты ведь всегда мечтал играть в группе. Ммм… Пахнет вкусно.
- Я не могу.
- Почему, брат? Достать тарелки?
- Ага. Ну, как я тебя брошу? Ты в пижаму-то переодеваться забываешь. Что уж о завтраке…
- А ты попытайся. Порепетируй чуток и сможешь! Как раньше. А я справлюсь.
- Нет, Ал, ты не… - Эд снял сковородку с плиты и столкнулся нос к носу с Альфонсом.
- Попробуй, - Ал упрямо посмотрел брату прямо в глаза.
- Ладно! Схожу, только не смотри ты на меня так!
Вообще, Эд не хотел идти на прослушивание по нескольким причинам. Хотя все они сводились к одному слову — «страх». Да, он боялся. Боялся провала. Боялся, что его будут высмеивать, скажут, что он бездарность и всё такое. Но ещё больше он боялся, что его примут, и он поедет на гастроли. Что ему придётся оставить Ала одного, что он уедет и забудет обо всём. Что он потеряется там, в концертах, музыке, фанатах и всём таком. Что он забудет дорогу домой, как в детских книжках. А Ал... Ал будет ждать его каждый день, смотря в окно, как мама, до самой смерти. Прямо как в страшной сказке из детства. Вот ведь как бывает: вроде бы детская книжка, страшилка для малышей, а в жизни то же самое, только намного страшней и печальней.
Эд помотал головой, отгоняя дурные мысли. Он никогда не станет таким же, как отец. Он этого не допустит. Никогда. Он никогда не бросит Ала. И медальон на шее – тому подтверждение. Нужно очистить голову ото всех дурных мыслей. Нет, вообще ото всех. Чтобы сыграть, действительно, хорошо, без ошибок, чтобы показать всё своё мастерство. Сегодня нужно выложиться на полную. Ведь он обещал брату, что сделает всё возможное и сыграет так хорошо, как только может. Ради Ала и себя самого.
Похоже, что это была, действительно, известная группа, раз столько народу самых разных возрастов пришло на прослушивание. Кто-то сидел прямо на полу, кто-то нервно перебирал струны, кто-то просто напряжённо курил, кто-то молился и целовал священные символы. Ещё бы, ведь некоторые из присутствующих были признанными мастерами соло-гитары, достаточно известные в узких кругах, и, что самое противное, все были выше, старше или опытнее Эдварда. Это одновременно бесило и наводило страх. У парня дрожали руки, и по коже бегали мурашки. И знакомая, даже родная тяжесть гитары за спиной не помогала хоть как-то успокоиться. Это угнетало и наводило на невесёлые мысли. Временами даже на весьма постыдные. Вроде: «Убежать, не оглядываясь, соврав, что вдруг стало плохо, или что-то в этом роде, если кто-нибудь спросит». Но он, стиснув зубы, продолжал ждать своей очереди, потому что не мог поступить иначе. Этого просто не позволяла гордость.
- Следующий, - объявил хорошо поставленный мужской голос.
Эдвард вошёл в зал. Там было прохладно и пусто. Ряды кресел тянулись, уходя в полумрак. Казалось, они бесконечны. Посреди сцены в свете софитов стоял стул. На нём сиротливо лежала подключённая соло-гитара. «И зачем, спрашивается, все тащили свои?» - подумал Эдвард. Он оставил свой инструмент на одном из кресел первого ряда. Парень не чувствовал, как бешено колотится сердце или дрожат коленки. Он вообще сейчас не чувствовал ничего, кроме глухого спокойствия и пустоты. Когда не ощущаешь ничего ни внутри, ни снаружи. Только звенящую пустоту в голове.
Он привычно прошёл на сцену, так же, как выходил в баре под свет софитов к подвыпившим компаниям по вечерам, чтобы играть осточертевшие песни на заказ. Он буднично взял инструмент. Гриф привычно лёг в руку, пальцы ощутили метал струн и пластик любимого медиатора. Правая ладонь по обыкновениюмягко опустилась на струны, заставляя гитару издать первый звук. Всё, как обычно, и одновременно как-то не так. Было что-то, что мешало. Заученные аккорды, переборы, бои – всё то и не то одновременно. Как будто отражение в кривом зеркале. Это не фальшь, не ошибка. И дело даже не в чужой гитаре, не в слушателях, а в чём-то ином, чем-то, что не передашь словами. Что и почувствовать-то толком нельзя. Он лихорадочно перебирал пальцами струны, стараясь не осечься, не споткнуться, не ошибиться. И всё же что-то он забыл. Что-то упустил. Но что? Этого он не мог понять уже долгих три года. Раз за разом, выходя вот так же на сцену, слыша фальшь среди чистейших звуков, он пытался понять, что же не так, и раз за разом терпел неудачу. Единственное, что мешало опустить руки окончательно – врождённое упрямство и виноватый взгляд Ала за завтраком. Эду просто было стыдно бросать его вот так.
Сложно сказать, что случилось на сцене. Вроде ничего такого, но уже на третьей цифре Эд точно знал: его не возьмут. Ждать результатов не было смысла, но что-то в душе не давало уйти. Какой-то маленький лучик надежды. После объявления результатов он замолчал. На этот раз окончательно и бесповоротно.
«Гитара – это искусство, а не способ зарабатывать деньги. Нужно совершенствоваться, а не идти на поводу у толпы. Нужно творить! А если это ещё и деньги приносит – то просто замечательно!» Так когда-то говорила первая учительница Эда и Ала знаменитый бард – Изуми Кёртис. Она просто творила и не ждала особых подачек от других. А Эд… Кажется, он так и не понял, что значили эти слова и вот теперь снова размышлял над ними, перебирая струны в переходе метро. Так получилось, что на всех его работах сегодня выходной. Не часто такое выпадает, но дома даже в такие дни он сидеть не привык. В этом не было смысла. Да и денег это не приносило.
- Простите…
- А? – Эд оторвался от собственных мыслей.
- Извините, - перед Эдом стоял брюнет немногим младше его самого. - Вы не могли бы сыграть для моей сестры? Понимаете, она очень любит гитару и хотела бы послушать вас.
- Я не играю для кого-то.
Парень наклонился и сказал Эду на ухо:
- Я вам заплачу, просто сыграйте для неё. Она очень просит.
- Э-э-э, ладно.
- Спасибо, - улыбнулась девочка.
Когда мальчик отошёл Эда прошиб холодный пот. Он не сразу её заметил за спиной брата, потому что она сидела в кресле-каталке и доверчиво улыбалась с закрытыми глазами. Такая маленькая и беззащитная. Сердце Эда сжалось. Парень понял недоумение Эда:
- Она слепа от рождения и совсем не может ходить. Сыграйте для неё. Пожалуйста.
- Хорошо, - Эд проглотил подступивший к горлу ком и вымученно виновато улыбнулся.
Ему захотелось сыграть для этой девочки. Превосходно. Лучше, чем прежде. Даже без денег, обещанных её братом. Он хотел показать ей хотя бы крошечную частичку того мира, которого она лишена чьей-то злой волей. Он пожалел её. Ему хотелось сделать ей этот подарок. И он вспомнил песню, которую сочинил много лет назад для мамы. Столько лет эти ноты пылились где-то на дне футляра и его души, а теперь они вдруг всплыли. Сами собой, против воли Эда, полились из-под пальцев давно забытой мелодией. Прекрасной, чистой, как горный ключ. Не было ни фальши, ни ошибок. Пальцы летели по струнам, как будто на каждом было по паре крыльев. Они летели. И душа Эда вместе с ними. Он играл и видел, чувствовал всё то, что вложил в эти строки, свою родную деревню, лес за рекой, поля пшеницы и озимых, соседку-блондинку с любимым щенком, родной дом, улыбающуюся маму на пороге, качели во дворе, запах средства от комаров по вечерам, смешанный с ароматом яблочного пирога и ночного леса. И их маленькое счастье. Всё то, что было тогда там с ними. Он искренне надеялся, что девочка тоже видит это или хотя бы что-то свое, такое же родное и любимое. И что когда-нибудь бог пожалеет её и даст ей истинное счастье. Не такое, как их в далёком детстве, а настоящее, долгое, до самого конца. Он искренне желал ей счастья. А ещё он боялся. Боялся поверить в то, что слышал в этих аккордах. А именно в совершенную гармонию. В них было всё на местах. И даже то, чего не хватало на прослушивании, то, что три долгих, мучительных года пытался найти Эдвард. Он боялся поверить в это. Он боялся это упустить, и, в то же время, он наслаждался этим чувством, этим звуком, этим моментом. Казалось, за спиной развернулись крылья, и эта песня будет длиться вечно.
Когда брат с сестрой ушли, Эд только усмехнулся в след. Они не заплатили. Точнее он сам отказался. Да это и не нужно было. Они дали ему много больше денег. Они дали ему понять, что же было не так в его музыке. Ноты нотами, аккорды аккордами, но, если в песне нет души, она не будет хороша. Об этом и говорил учитель. «Никогда нельзя менять душу на деньги». Вот что она хотела сказать. Для неё душа - это гитара и её звуки, но две восьмилетки не поняли этого. А вот теперь дошло.
По тёмным улицам города брёл усталый парень. Обычный восемнадцатилетний подросток: длинные волосы цвета подсолнечного мёда, собранные в хвост, пушистая, давно нестриженная чёлка, золотые глаза, вздёрнутый нос, драные джинсы, мятая, грязная рубашка, видавшие виды кроссовки. Самый обычный парень. Разве что низковат для своего возраста. И счастливее всех на свете. За спиной он нёс электрогитару в чехле, которую забыл отец, когда уезжал навсегда.
Солнце только садилось. Парень наконец-то добрался до дома и открыл дверь съёмной квартиры. Всё как всегда: ноты разбросаны по полу, горит свет, брат выводит гаммы на саксофоне. Эд прошёл в гостиную, снял с плеча гитару, устроил на законное место в углу и опустился в потрёпанное кресло рядом. Наверное, у него был слишком странный вид.
- Брат, ты пил? – удивился Альфонс, оторвавшись от своих занятий.
- Нет, - прошептал Эд, - Просто я счастлив.
Эд откинулся на спинку кресла. Она с треском сломалась, и парень кубарем полетел на пол.
- Эд! – Ал бросил саксофон на диван и кинулся к брату.
На полпути он остановился, услышав смех Эда:
- Ты представляешь? Всё было так просто! – он закрыл лицо руками и громко расхохотался, - Ты понимаешь? Это же так просто!
- Да, конечно, - Альфонс осторожно пробирался к брату, серьёзно опасаясь за его психическое здоровье.
- Ты… Ты не представляешь…
- Брат! Что с тобой? Ты… Ты плачешь?
Эд убрал руки от лица и вцепился в волосы. Он, действительно, плакал. Плакал от счастья:
- После стольких лет поиска, я понял. Я понял, как надо играть, - он рассмеялся, а потом шёпотом добавил, - Я понял, как…
Ал улыбнулся. Ему было всё понятно. Он просто ушёл на кухню, а, когда вернулся, сел рядом с Эдом, подал тому большую кружку чая и спросил:
- Так ты ещё будешь работать в баре?
Эд улыбнулся:
- Буду. Кажется, теперь мне, действительно, понравится играть на гитаре.